В настоящее время на земле, по оценкам разных авторов, существует от 400 до 5000 религий. При всём разнообразии внешних форм, в своей основе религии имеют один и тот же смысл – установить контакт между человеком и богом (божественным). В разных религиозных системах для достижения этой цели предлагаются различные методы и средства. Однако, при сравнительном обсуждении этих средств упускается из виду один важный вопрос – почему вообще человек начинает интересовать богом. Какие причины порождают интерес к трансцендентному? Или если сформулировать совсем просто – зачем человеку бог?
Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, следует вспомнить что «бог» — крайне сложное понятие. Как минимум, необходимо различать языческое и христианское понятие о боге. Потому что это, как говорят в Одессе, — две большие разницы. Соответственно, и последствия признания существования и последствия обращения к языческим богам и христианскому Богу могут быть весьма различны.
Водораздел между языческим и христианским пониманием Бога проходит совсем не там, где его усматривает большинство людей. Стандартное представление об этом таково: в язычестве богов много (политеизм), в христианстве бог один (монотеизм). Но на самом деле, дело совсем не в этом. Демаркационной линией, отделяющей христианского бога от языческих богов, является не их количество, а внешняя граница нашего мира.
Языческие боги живут внутри мира, являются его частью. Христианский Бог, который, собственно, и сотворил мир, находится за пределами нашего мира. Иными словами, языческие боги имеют имманентную природу, а христианский Бог – трансцендентную природу. Именно эта, в общем-то, несложная идея является главным ключом к ядру христианской мысли. Без этого ключа шкатулка христианской премудрости не открывается, и человек обнаруживает себя барахтающимся во внешнем слое христианских суеверий, обрядов и пустословий.
Эту ключевую мысль, которая станет основой наших дальнейших рассуждений, я хочу еще раз пояснить с помощью метафоры. Если взять в качестве аналогии роман, то христианский Бог – это автор романа, а языческие Боги – герои романа, так же, как и люди. И это сущностное различие непреодолимо.
Языческие боги могут быть весьма могущественными: они могут управлять силами природы, посылать дождь, насылать мор, но всё равно они – существа нашего мира. Очень могущественный человек, правитель – это тоже практически бог в языческом понимании этого термина, его влияние на мир может быть гораздо более обширным, чем влияние, например, бога дождя. Никому неизвестный мальчишка мог стать Варисом – одним из первых советников Семи королевств. Варис вполне мог бы стать и королём, но никакой поворот сюжета не может превратить Вариса в Джорджа Мартина.
Герои романа часто находятся в состоянии конкуренции. Люди конкурируют с людьми, но люди могут конкурировать и с богами, а боги могут завидовать людям и создавать им препятствия, а могут помогать им в земных делах, возносить на вершины власти. Я уж не говорю о том, что среди богов возможны такие сюжеты (почитайте хотя бы древнегреческие мифы), по сравнению с которыми «Санта-Барбара» и «Игра престолов» покажутся невинными сказками для малышей. Людям и богам есть что делить, так как они живут в одном и том ограниченном в своем объёме мире.
Когда один герой общается, взаимодействует с другим героем – образуется сюжет. Человек может взаимодействовать с человеком или с богом, человек может быть нищим или очень могущественным. Что бы ни происходило в романе – это остаётся сюжетом романа. Никакое взаимодействие героев романа не выводит их за пределы сюжета. Когда нищий мальчик умирает в нищете – это текст. Когда нищий мальчик возносится на вершину мира – это тоже текст.
Никакие обращения человека ни к какому языческому богу не выводят человека за рамки сюжета. Сюжет остаётся сюжетом, текст остается текстом, автор остаётся автором. Как сказал один известный человек, «Богу – богово, кесарю – кесарево».
Что происходит, когда человек обращается к христианскому Богу, который является творцом этого мира? В рамках нашей метафоры это равноценно ситуации, когда герой романа обращается к автору романа, т.е. когда текст обращается к автору.
Чтобы такое произошло – текст должен осознать себя текстом. И в этот момент текст перестаёт быть всего лишь текстом, потому что в момент этого осознания он уже вырвался из плоскости, в которой он до сих пор существовал. В этот момент он как бы совершает невозможное – делает шаг в иное измерение: из измерения текста – в измерение автора. Герой вырывается из клетки сюжета, потому что ему надоело быть просто героем. Он ищет автора, чтобы предстать перед ним и узреть его. Чтобы осознать, чем творение отличается от творца и перешагнуть разделяющую их грань.
Человек, осознавший себя внутри божественного сюжета, вдруг останавливается и поднимает глаза к небу. Он больше не хочет быть частью сюжета, он больше не хочет быть чьим-то текстом. Ему вдруг становятся неинтересны богатства-тексты, достижения- тексты (помните, как в одной их серий «Матрицы» Нео вдруг стал видеть мир как последовательность нолей и единиц). С этого момента любые повороты сюжета перестают быть ценными, у человека остается одно желание – самому стать автором. А для этого надо найти автора, отыскать червоточину, чтобы перейти в его измерение. Вот почему человек вдруг начинает интересоваться Богом.
Следует отметить, что языческих богов человек ищет по другой причине. Обращаясь к языческому богу, человек ищет помощи, ищет заступничества, потому что не может справиться со сложностями мира самостоятельно. Языческого бога человек ищет для того, чтобы о чем-то попросить. Но языческие боги не помогают просто так, они требуют служения, почитания и жертв (одни боги требуют всесожжений, другие – крови девственниц, третьи – трепещущих человеческих сердец). Именно поэтому просьба, обращенная к языческому богу, всегда трансформируется в сделку: ты – мне, я – тебе. Ты мне помогаешь, а я почитаю тебя в качестве Бога. Мне кажется, именно такая ситуация описывается библейской метафорой продажи первородства за чечевичную похлебку.
Когда герой романа рубится в врагами, сражается за трон, отправляется в плавание за через океан – это нормально. Любой поворот сюжета, каким бы замысловатым он ни был, не является чудом. Когда текст начинает искать своего автора – это нечто из ряда вон выходящее! Вы можете представить себе Дайнерис Таргариен, которая в разгар битвы останавливает своего дракона, теряет интерес к войне, поднимает глаза к небу и начинает взывать к Джорджу Мартину? Такой поворот сюжета разрушает сам сюжет и поэтому невозможен и немыслим.
Я не знаю, удалось ли мне выразить словами всю невероятность, нереальность, немыслимость этого события. Скорее всего – нет, но пусть читатель на меня не обижается, я сделал что мог. Обращение человека к Богу, безотносительно методов, которые для этого будут использоваться – это чудо, перед которым меркнут все остальные чудеса.
Искать автора может только герой (текст), осознавший, что он текст. Начать искать Бога может только человек, в полной мере осознавший себя человеком. Христианской церкви можно предъявить много претензий, но надо признать, что ей удалось сохранить и пронести сквозь 2000 лет саму идею Бога-Творца. Ценой рек крови, ценой инквизиции, ценой костров, на которых горели еретики, но удалось.
Текст, который перестал быть текстом, ничего не просит у Бога. Ему просто нечего просить, потому что он уже знает, что все земные блага – это тоже текст. Вы можете себя представить себе весь ужас героя, вдруг осознавшего, что он – лишь часть сюжета, последовательность слов, прихоть автора? Вы можете представить себе капитана Джека-Воробья, который вдруг понял, что все его приключения – не его заслуга, а всего лишь строки текста на экране ноутбука, который истинный автор может редактировать и удалить несколькими щелчками мыши? Может ли герой, осознавший это, попросить автора ещё об одном сундуке золота???
Истинная молитва – обращение к Богу – не содержит и не может содержать никакой просьбы. Истинная молитва – это жажда встречи, жажда познания, потребность перейти из одного измерения в другое. Образ Бога – эту путеводная нить, которая переводит человека из измерения, где живут герои сюжетов, в измерение, где обитают их авторы.
Если человек с православным крестом на шее, стоя на коленях в православном храме пред ликом православных икон просит Бога о достатке, здоровье, мудрости, справедливости – это языческая молитва. Языческая молитва языческому богу. Молитва одного текста другому тексту, от которой ничего не меняется, ну разве что сюжет становится немного длиннее.
На этом месте я хочу сделать важное замечание. Прошу заметить, что весь мой текст не затрагивает вопроса «А есть ли на самом деле бог?» Этот вопрос относительно моего текста находится как бы в параллельной плоскости. Это покажется парадоксальным, но ответ на этот вопрос в данном контексте совершенно неважен. Я пишу об идее Бога (богов), которая точно объективно существует и может быть (и давно является) предметом объективного исследования.
Мы рассмотрели условие, при котором человек отправляется на поиски Бога. Если это условие не выполнено, то Бог человеку не нужен. Ни как реальность, ни как идея. «Имя Бога – это дверь, выводящая за пределы сотворенного им мира» — Максим Солохин. Тому, кто не собирается за пределы сюжета, эта дверь не нужна.
Дмитрий Сандаков
11 июня 2021
